Картинки с натуры – жизнь как есть

Cорок дней назад умер пожилой сосед Вадик – и вот, стало быть, пригласили отметить. Накануне заходила его приехавшая из Штатов дочь Ветка, приглашала. Муж сказал: я был на похоронах, теперь твоя очередь – иди. Во время похорон я была в командировке – надо идти сейчас.
Перед тем, как грузиться в машины, чтобы ехать на кладбище, стоим на улице с соседями, болтаем. Подходит большой Демури. Потом еще один Демури, поменьше. Вано из соседнего двора. Словоохотливый Наркис. Про каждого расскажу отдельно, потом.

Грузимся в несколько машин и пару микроавтобусов, едем. Сижу рядом с Демури-большим, болтаем про жизнь и у кого что болит. Он рассказывает мне про щитовидку, и я его учу правильно жить. В щитовидном смысле. Смотрим в окно: цветут фруктовые деревья – весна, однако. Демури показывает дома – вон тот мой, тот и тот. Он архитектор. В отставке, правда. Эти дома он проектировал. На всякий случай спрашиваю: работу часом не нашел? Отмахивается. Потом говорит: «Какая работа? Кризис – даже кто имел, тот потерял. У меня два друга покончили с собой, из-за работы. Строительные кампании закрываются». На суициде стараюсь не тормозить. Не хочу. Когда прыгали с многоэтажек в 90-е, еще можно было понять. Вдруг жили-жили – и перестали: шок. А теперь? Было время привыкнуть. Подумаешь, работа. Подумаешь, деньги. Вон – деревья цветут. Весна. Этого-то не отнять.
Приехали.
Надо спускаться вниз по склону. Демури говорит: идите, я подожду здесь, мне не подняться потом. Он такой – грузный. Говорит же, что щитовидка. А еще: водочка, сигареты – и сиднем сидеть, всю жизнь. Двигаться – только в самом крайнем случае.
Ладно, спускаемся. Могила: кроме Вадика, там еще его мама, тетя Валя, которую любили все соседи, его жена и два его племянника - рано умершие дети сестры. Вадику – цветы, воду, вино, свечку. Племянникам – все перечисленное плюс сигарету – вертикально, фильтром в землю. Видно, курить любили братья. Их мама, сестра Вадика, плачет, сигарета – дымит исправно, даже ветер ее не задул, аккуратно дотлела до фильтра. Стою удивляюсь. Жаль не заметила, одна была сигарета – или две. То есть – на каждого, или одну на двоих?
Закончили тут, поехали дальше – в скромное заведение, предназначенное для подобных случаев. Тщательно моем руки, потом долго ждем начала. Выясняется, что ждем родственников усопшего – они поехали бриться. Сорок дней не брились в связи с потерей. Хоть потеря была для них не самая тяжелая, прямо скажем, - для одного дядя жены, а для другого - двоюродный дедушка. Но – отчего бы традицию не уважить?
Наконец приезжают бритые, можно садиться.
Тамада – Наркис. Да, забыла сказать, что поминки - армянские, ибо Вадик был армянин. Но присутствует, ясное дело, весь интернационал. Кроме армян, тут грузины, осетин, грек, русская, евреи, полу-украинец. Это только кого я знаю. Явно есть и другие этносы - братья по Авлабару.
Сидим: слева от меня сосед-Вано-осетин, справа Вадикина дочка Ветка, напротив соседи второго плана, с параллельной улицы, которых я лет десять знаю только в лицо, а тут узнаю имена: Арсен, Омар, Алеша. Демури-архитектор сидит поодаль, и мы только подмигнули друг другу, подняв стаканы.
Тамада-Наркис провозглашает тосты: за усопшего и чтоб ему было хорошо; за оставшихся, и чтоб им было хорошо, за других усопших, за родственников, друзей, соседей - и тд.
Я толкаю в бок Вано и говорю: повезло с тамадой-то. Красноречив! Вано подхватывает: ага, на всех языках. Наркис дает три копии тоста: по-армянски, по-грузински и по-русски. Причем стартовый язык каждый раз разный – и я не могу уловить принципа.
Этот Наркис – тип колоритный. Работает шофером у какого-то начальника. Но вид у него такой важный и наглый – подумаешь, что возят именно его, а не он. Тип распространенный. Его женская разновидность обитает у нас же на улице, звать Додо, она грузинка. Работает секретаршей в каком-то вузе, но апломб и назидательность – как у ректора. Любо-дорого наблюдать, как Додо и Наркис иногда схлестываются на улице. Это называется делить сферы влияния. Ну, если мусор кто обронил или машину не туда поставил. Тут битва титанов не щадит даже самое интимное, сокровенного - не существует. Это что-то из зоологии, борьба за статус вожака в стае. Или стаде. Удивительно, но потом они мирятся и даже раскланиваются друг с другом. Не сразу, ясное дело.
Теперь этот Наркис у нас тамада, а Додо почему-то отсутствует. Мы – рядовые члены стаи или стада, нам хорошо и без статуса. Вано пьет водку, я – вино. Наши с Веткой рыцари усердно нам подливают и подкладывают. Блюда, как и тосты, следуют по порядку. По традиции, шилаплави подадут в конце – это и будет завершение трапезы. Шилаплави - поясняю некавказцам – это традиционное поминальное блюдо, напоминает плов, рис и жареное мясо со специями. Я его не люблю из-за поминальных коннотаций.
Да, ведь я хотела рассказать про моих соседей. Продолжим про Демури - тем более что я уже начала с одного из них, пока мы ехали. Вообще-то, у нас на улице было три Демури: архитектор, таксист и актер, все примерно одного возраста. Актер был хороший парень, не особенно удачливый в актерстве, но с теплой семьей и парой симпатичных дочек, одна из которых - настоящая красавица. Этот Демури умер лет десять назад, неизлечимо заболев в ту зиму, когда Грузия была обесточена на целых две недели, в январе. Не было ни газа, ни света. И был мороз. Наши пацаны жгли костры прямо на улице и пили чачу – чтоб согреться. А к лету он умер.
Пока был жив, три Демури в теплое время ежевечерне сиживали вместе, между домами таксиста и актера, а после его смерти архитектор и таксист почему-то раздружили. Вот и сейчас – сидят далеко друг от друга. Перед началом Демури-таксист перекинулся со мной парой слов. Сказал, что сердце больше не беспокоит, потому что пьет-курит он теперь исключительно мало.

Ладно, с Демурами я разобралась, теперь о Вано. Вообще-то – красавец, если посмотреть со стороны. Орел на пенсии. Когда-то, в совсем молодые времена, он и еще один сосед из их двора, Дима, - ежегодно приходили к нам домой «первой ногой». (Эх, как это пояснить? Это тот, кто приходит в дом первым в свеженаступившем Новом году. На нем, первом визитере, вся ответственность – принесет счастье, или нет). Дима и Вано - оба были приколисты, и мы много шутили и разыгрывали друг друга. Когда началась первая война с южными осетинами, Вано угас, перестал тусоваться, сидел дома. Потом его отпустило – но это был уже другой Вано. Стоит и курит. Все время курит молча – и шутки у него иссякли. Недавно потерял брата, который жил во Владикавказе, и ему не дали поехать на похороны – виза, пока ее оформишь.

Сидим себе, выпиваем-закусываем. Вспоминаем не так чтоб уж очень Вадика – а больше разговор про, что было да что стало, прикидываем – чем сердце успокоится? Про политику – совсем чуть-чуть, лишь обозначить, что в ней лишь сволочи. В этом – солидарны все. Отметились – поехали дальше. Демури-большой придвигается ближе и рассказывает о том, как они с соседом-режиссером (Резо Табукашвили, между прочим), договорились из нашей улицы сделать супер-конфетку - уплести виноградом, украсить решетками, озеленить и раскрасить. Но Резо умер. Да что ж это такое – все уже умерли? Но выпитые стаканчики звякают во мне вдохновением, и я горячо поддерживаю идею озеленения.
Отдаленные соседи Арсен, Омар и Алеша охотно рассказывают мне, где находятся их дома и квартиры. Получается, что каждое гнездо эксклюзивно, и вид отовсюду будь здоров. Авлабар же! Конечно, у нас с Демури рождается энтузиаческий пьяный проект: пройти по указанным адресам, заснять вид из окна, взять интервью, сфоткать все завитки и виньетки, изгибы лозы и пожелтевшие портреты. Зачем? Затем. На потом. Для других. Ведь уходят все, и уходит всё...
Подают шилаплави, и можно уже домой.
Мы расстаемся, не стараясь предугадать, по какому поводу соберемся снова.
(все имена я на всякий случай изменила, слегка).